Курсанты Арктического морского института приняли участие во встрече с легендарной жительницей Поморья - Лидией Александровной Дроздовой. Она родилась в 1935 году в Архангельске. Много горя выпало на долю детей и подростков в годы войны.

Беда пришла в семью Щукиных, когда на Финской войне 31 января 1940 года погиб их отец. Лиде было 5 лет, сестре 7 лет, а маленькому братику Валентину – 1 годик. Военное лихолетье тяжёлым танком проутюжило их семью. Закончилось детство двух сестричек и маленького братика. В настоящее время в живых осталась только одна Лидия Александровна.

Она вспоминает: «В июле 1942 года привезла мама нас, троих истощённых голодом детей, практически к голым стенам в Рато-Наволок, к дедушке Василию Трефиловичу Щукину. Было ему 82 года. Здоровье слабое, полуслепой, делать он уже ничего не мог. Время голодное. У дедушки не было ни зерна, ни картошки. Подсобного хозяйства тоже не было. По карточке он получал хлеб. После голодного Архангельска нам жизнь в деревне понравилась. Мама показала все съедобные травы. Стала покупать картошку и жито. Сушили головки клевера. Их мололи на жерновах и добавляли в хлеб. Весной, как только растает снег на полях, собирали сладкие корешки (у нас их называли собаньки), ели их сырыми, иногда сушили, мололи на кофемолке и делали печенье. Это было очень редкое лакомство. А настоящей палочкой-выручалочкой была перезимовавшая в поле, нечаянно пропущенная и невыкопанная осенью картошка. В сморщенной шкурке был комок чистого крахмала. Снимали эту кожицу, прополаскивали крахмал и пекли из него лепешки. Это заменяло нам хлеб. Мама умудрялась из лепешек насушить сухариков. Их было ничем не размочить – они были стекляшками, но от голода нас спасали. А еще мы очень много ели борщёвок, щавеля, горчух. Если удавалось выбраться в лес, заготовляли грибы и ягоды. В общем, жили на подножных харчах. Ещё я запомнила дедушкину шутку. Сел он грибы чистить, а зрение-то у него плохое. Я кричу: «Дедушка, червяк, червяк», - и тычу пальчиком в гриб. А он хитренько улыбнулся, сверкнул черными глазами из-под бровей и толково объяснил мне: «А это не беда, будет грибной суп с мясом». Верить – не верить, я была в недоумении, но картинка эта у порога в сенях навечно в памяти. Ещё я запомнила, как мама «варила суп». Она поставила на плиту мисочку с водой и ждала, когда закипит вода. В кипяток она кинула кусочек сыра с ноготь. Он плавился. Вода обрела вкус сыворотки. Этот суп казался деликатесом. Из-за свирепствующей цинги в хлеб добавляли хвою сосны.

Этот вкус хлеба и сейчас не забылся. Всегда поражаюсь таланту крестьян прививать правила культурного поведения за столом. Сели мы обедать, а я закрутилась, зашалила. Мне говорят: «Так за столом вести себя нельзя, а то Боженька палочкой стукнет». И показывают на икону, а у Иисуса Христа палец вверх поднят. Вроде и не страшно, но шалить расхотелось. Детской выдержки хватает на пять минут. Начинаю ногами болтать, а там Жук (собака) под столом. Снова замечание: «Не болтай ножками, а то Жук укусит». Сверху Боженька, снизу Жук. Урок дан. Спокойно покушала и свободна. Не ругали, а научили. Вот здесь, в деревне, питаясь травами, брат встал на ноги, мы избавились от цинги. Здесь же сразу и началась наша трудовая биография в буквальном смысле слова. Не знаю, кому пришла в голову мысль, что дети нашего возраста не могли работать в колхозе. А мы-то помним, что на работу выходили вместе с взрослыми и заканчивали рабочий день тоже вместе с ними. В первое лето 1942 года я уже ходила на огород на прополку, а еще с утра до вечера собирала вместе с другими детьми гусениц с капусты. Химикатов не было никаких, поэтому насобираешь банку червей, вынесешь их на тропинку и давишь камешком, чтобы не расползлись. Полуголодный желудок выворачивает на левую сторону от этого месива, но это наш труд, мы спасаем урожай от вредителей. Ведь капусты сажали в колхозе огромные поля. Осенью целыми баржами сдавали государству овощи, чтобы кормить армию и город. Это мы усвоили твердо. А сестра уже работала и в поле, и на сенокосе. Летом 1943 года она работала с взрослыми, а я помимо огорода на период страды (сенокоса и уборки урожая) была определена помощницей нянечки. В нашей деревне было много малышей (это на 2-3 года моложе меня), поэтому отдельно от основных яслей (почему-то называли ясли, а не детский сад) у нас в своей деревне была открыта группа. И когда наша нянечка уходила за супом в основные ясли за полтора километра, я оставалась одна присматривать за детьми. Было мне тогда 8 лет. В этот год 1 сентября я пошла в I класс нашей начальной двухкомплектной школы. Всю осень после уроков вместе с учителями собирали колоски. Зимой собирали золу и птичий помет. Это тоже был трудовой вклад в дело победы над фашизмом. В выходные дни надо было гонять лошадей на молотилке. Кто не знает, как обмолачивали колхозный хлеб, тот не поймет, что значит гонять лошадей. Но это изнурительный труд – целый день ходить по кругу, погоняя лошадей так, чтобы обеспечить равномерное движение приводного механизма, который обеспечивает работу барабана молотилки. Вечером у тебя уже голова идет кругом. С лета 1944 года уже началась другая работа: посадка и прополка на огороде, сенокос, работа в поле – боронили пары под посев озимых. Целое лето работали изо дня в день, без выходных, полный рабочий день и не восьмичасовой, а почти от восхода до заката солнышка. Не из рассказов узнали о ежедневном тяжёлом труде колхозника. Всему научились, что требовалось делать в колхозе. Теперь никто не верит, что такие маленькие дети работали наравне с взрослыми. А вот доказать, что мы тоже являемся тружениками тыла, было очень сложно. Нам пришлось пройти через три суда, чтобы получить «Удостоверение ветерана Великой Отечественной войны».

Лидия Александровна работала учителем начальных классов в школе №4, отдала работе с детьми более 40 лет. Всегда занимает активную гражданскую позицию. К примеру, выступила инициатором установки памятника погибшим жителям Архангельской области в Советско-финляндской войне 1939–1940 годов.